«Пап, не плачь!». После трагедии в Керчи отец продолжает выхаживать дочь

Это про 17 октября 2018 г., каким его запомнила Наташа Калиниченко и каким теперь его видит её папа, вот уже три с половиной месяца сидящий у Наташиной больничной койки.
Пациент № 1
Наташа Калиниченко – едва ли не последняя, кто остался в московском Институте неотложной детской хирургии из керченских жертв. Её тут называют «пациент № 1». «Я всю жизнь думал, что Наташка у меня слабенькая: родилась недоношенная, болела по 10 раз за год, аппетита не было, росла одна, со мной… А оказалось, Наташка сильнее меня».

Папа Юра листает на экране подаренного волонтёрами смарт­фона (из Керчи на следующий день после убийства детей он вылетал с кое-как напиханными вещами, своими и дочери, со старым кнопочным телефоном, отдав ключи соседу и не зная, где Наташку в этой Москве искать) последние видео, снятые в дочкиной палате. На недавнем, декабрьском, Наташу после очередной операции пытаются переложить с каталки на кровать. Наташа кричит.
«В тот день у меня не определился номер, звонили с чужого, я даже не сразу узнал Наташку: «Папа, Политех взорвали, мне оторвало ногу», – Юра рассказывает это в маленьком номере окраинной московской гостиницы. Керченскую трагедию, как и все, ей предшествующие, уже затмила следующая – магнитогорская. Один ужас смыл другой, как прибоем на керченском пляже. В самой Керчи уже говорят о планах на курортный сезон, а в центре Москвы по-прежнему лежит на больничной кровати обезноженная красавица… И не может не быть такого, чтобы кто-то где-то уже не повесил на стенку очередное ружьё. 
«Почему именно я?»
«Наташа с вами пообщается через WhatsApp. Вы ей вопросы – а она вам голосом запишет ответы. Так будет время подумать над ними…» Наташин голос, с хрипотцой и как будто наигранной томностью (16 лет – это ещё ребёнок или уже нет?), озвучивает короткие послания: «Виновных нет. Город ни в чём не виноват. И Политех ни в чём не виноват». И Наташа ни в чём не виновата…
«Я сотни раз задавала себе эти вопросы: зачем, почему это случилось именно со мной? За что, в конце концов?! Но они тонули в пустоте…»
Это позже папа Юра узнал, что Наташа с подружкой по­шли в буфет, купили по булочке (продавщица потом лежала с Наташей в одной палате) и «даже не успели их откусить». Что Наташа спасла себя сама. «Пожарные вытаскивали их на мешках во двор, велели ждать скорых, а врачи не знали, кого хватать первым – так много было раненых». Наташа тянула руку, как отличница, а перед глазами всё время видела ногу, оставшуюся внутри здания вместе с ботинком. Но все пробегали мимо и говорили: «Жди, жди, сейчас!» И тогда она закричала, и человек из остановившейся рядом машины схватил её мешок и погрузил к себе… Это всё Юра узнал позже. А тогда, примчавшись в больницу, он увидел дочь, которую воспитывал один, дочь, которая была смыслом его жизни и всей его семьёй, лежащую в коридоре, с сожжёнными волосами, развороченной в мясо ногой и лужей крови под каталкой. И зарыдал. А Наташа его утешала: «Пап, не плачь! Всё будет хорошо, папа». 
 Росгвардия вместо бабушки на вахте. Как охраняют школы и ссузы после Керчи? 

«Мама не выдержала»
«Наташка, не плачь, всё будет хорошо!» Зубки режутся. Синяки на коленках. Красное горло – горчичники, малина, мёд. Первые прописи. Хвостики вместо косичек, которые Юра так и не научился заплетать. Наряды – чтоб вещь на века, удобная. «Пап, можно я сама буду одежду выбирать?» – спрашивает. «Ну давай», – говорю. Купила – джинсы с дырками! Ну, Наташка, ты теперь как бомж! – «Пап, это мода!» Готовил сам. Лечил сам. Растил сам. 
Мама, когда Наташке был год и восемь, собрала чемодан и ­уехала в Анапу. Юра раньше был мотористом загранплавания, 8 лет ходил из керченского порта в Аргентину. А потом вдруг зар­плату стали выдавать... рыбой. Пришлось «пойти в бизнесмены» – возил картошку в ларёк. Потом «мама наша не выдержала…» Пришлось бросить и картошку, стать мастером по ремонту: «Пока Наташка спит – я бегом на объект…»
Юра рассказывает про их прежнюю жизнь, будто она и не их вовсе. Их жизнь: его комнатка в гостинице, от которой на метро 20 минут до больницы. Наташке обязательно домашнего, больничное есть уже не может: приносят волонтёры, люди из церкви, одна пенсионерка регулярно передаёт борщ. Перевернуть дочь. Отнести в ванную. Переложить на кровать. Наташка у папы на шее – обязательный круг, 15 минут, по отделению. Нужно расхаживать ногу: в одной, на которую можно опираться, – спицы, на второй – металлоконструкция. Из этой ноги 10 см кости выбило взрывной волной, и теперь нужно растянуть оставшуюся кость на эти недостающие сантиметры. По 1 мм в сутки. Утром – подкрутить винтик. И вечером – подкрутить. Там, где конструкция, очень больно. Где спицы – тоже. И где их нет – боль. 7 операций. Предстоящая пересадка кожи на до сих пор открытую культю. Туманные перспективы: «Надежды на эту ногу небольшие: болтается, как сосиска…» Съездить на протезный завод. Поговорить с врачами. Утром сгонять на ремонт какой-нибудь квартиры, если подкинут работу. Вот это их жизнь.
Стать сильнее
«Я хотела стать актрисой, меня всегда к этому тянуло: стихи, Пушкин, Лермонтов… Наш дом стоял рядом с Комсомольским парком, прямиком через него можно было пройти на пляж Черепашка. Я смотрела на море и мечтала… Но я не хотела уезжать из родного города и поэтому пошла в Политех, на кадастрового инженера... Но я вернусь однажды домой».
29 января, когда я слушаю в телефоне Наташин голос, керченские СМИ сообщают, что «первый корпус Политеха полностью отремонтирован. Учебный процесс там продолжился». На репортажных фото – солнце, бьющее в окна крашеного весёлой зелёной краской коридора, в котором много детей и трое камуфлированных мужчин. 
«Я очень скучаю по Керчи, очень жду возвращения… А пока друзья рассказывают мне новости: город уже вернулся к своим насущным проблемам».
Из окна выбросили ёлку, на улице Будённого помыли остановки, в следующем сюжете говорят, что «ода «Мост мечты», посвящённая стройке века, получила путёвку в жизнь».
«Я хотя сам мост и не строил, но работал в инфраструктуре, на земле, – рассказывает Юра. – И был среди первых, кто приветствовал Россию. Двое суток, помню, на морозе за паспортами стояли… Да, раньше такого не было, как теперь случилось. Но никто не виноват».

Поддержать Наташу и её отца приходили многие звёздные гости: Яна Поплавская, Олег Газманов и др. На фото – Наташа с папой и Евгением Смирновым (российский танцор, лишившийся ноги после ДТП). Фото: Из личного архива
«Я не изменилась после трагедии... Но я открыла в себе новое – терпение», – Наташа теперь набирает текстовые сообщения: в палату, из которой выписались остальные керченские девочки и продавщица булочек, положили прооперированного московского мальчика, мальчик кричит. Перекрывает Наташин голос. «У него ДЦП, его можно в девчачью­ палату».
Я смотрю в YouTube на весну, наступающую на Наташин парк, листаю местные новости дальше. «Целый день наша редакция искала что-нибудь хорошее в Керчи. Но на глаза попадались мусорные контейнеры, разбитые дороги, текущая канализация. И вдруг на улице Дубинина – она! Девочка в розовом... Спасибо, керчане, за детей!» 
Наташе я посылаю клип, снятый в больнице Сиэтла с пациентами в главных ролях, на модную песню «Stronger»: «Что нас не убивает – делает нас сильнее». 
Наташа будет слушать его в тишине, когда парализованный мальчик в женской палате заснет.

 фотоyoutube.com

http://elabuga-rt.ru/news/obschestvo/pap-ne-plach-posle-tragedii-v-kerchi-otets-prodolzhaet-vykhazhivat-doch