Воспоминания из дневника Гарифуллы Шайдуллина: события жизни связанные с прошлым страны

Ради чего? Зачем?

1963 год 3 августа.

Эти события произошли ровно 25 лет назад. Четверть века - немалый срок. Однако, эти тревожные дни оставили глубокий след в моей памяти. Хотя мне было всего двенадцать лет, я помню их отчетливо.

3 августа 1938 года. В семье каждый занят своим делом. Хабибрахман абый работал в колхозе кладовщиком. Они создали свой семейный очаг, жили рядом с нами, в одном дворе. У них родился третий ребенок - Хасан. Это было большим счастьем для них.

Габдрахман абый только что женился. У них был медовый месяц. Работает он бригадиром полеводческой бригады. Его жена - Сазида апа, мои сестры Бибисара, Сарвар (в то время была замужем, проживала через дом) от зари до наступления темноты работали на разных работах в колхозе. Стояла самая горячая пора - уборочная страда. А мы оставались дома втроем: бабушка, мама и я. Бабушка была глуховата, ей надо было говорить громко. Она была крепкой женщиной, вела все работы по хозяйству. А мы с мамой, взяв ручную тележку (уфалла), ходили в лес: то за веточным кормом для ягнят, то за вениками для бани, то в поле за травой.

Отец вместе со своими соратниками, Шарифуллой абый, Мубаракзаном, Сафой в поле складывали в стога горох. Одеты были они почти все одинаково: белая фетровая шляпа, сшитая вручную белая рубашка с прямым воротом, белые шерстяные носки и лапти.

Они считались не трудоспособными. Однако, по-своему желанию решили помочь хозяйству в это напряженное время. За столом отец частенько подтрунивал брата.

- Ты, бригадир, зачем разрешаешь работать на лошади сыну того то, того-то? Непутевый такой. Половину зерна он оставляет на земле. Ему поддакивает и мать.

Брату пришлось работать с разными людьми. Если ещё и в правлении колхоза давали «нагоняй» по работе, то он тоже не молчал.

- Хотя бы дома не давайте наряд, - говорил он.

В общем, на мой взгляд, семья жила полноценной жизнью. 1937 году в наших краях уродился отменный урожай. На трудодни получили 400 пудов зерна. О семье Рахматуллиных говорили по-казанскому радио.

1938 год 3 августа.

После работы все собрались за столом. На ужин был суп - лапша с катыком. Поужинав на веранде, все разошлись отдыхать по своим местам. Мы с отцом спали на полу на веранде. Он зачем-то суетился, беспокоился.

«И к нам придут скоро, наверное»,- поговаривал он. В этот период днем и вечером работники НКВД на машине увозили стариков, ходивших в мечеть. Среди них были друзья, одногодки, известный работник колхозного огорода Исмагил абый и др.

- Зачем их увозят, отец?

- Не знаю сынок.

Я настолько уставший за целый день засыпаю мгновенно. Сколько отец пролежал в раздумьях, не знаю. Не проснулся я, даже когда постучали в дверь, а только потом, когда услышал громкие чужие голоса.

- Шагидулла абзый, тебе надо одеваться скорей и следовать с нами, - говорил человек в милицейской форме. Это был И……нов. В свое время, когда отец работал на лесозаготовительных работах, он, то ли был прорабом, то ли десятником. Отца знал хорошо. Разговаривал не сурово. Кроме него был еще односельчанин З. и вроде бы исполнитель.

Дома суматоха. Все в недоумении. Кто приносил хлеб от соседей, кто-то бежал за чем-то другим. А милиционеры все торопили. Отец уже оделся.

- Пошли, - сказал один из них. Я кручусь около отца, ничего не понимаю. Плакать не могу, только хнычу. Взрослые плачут.

Выйдя из передней комнаты, отец погладил меня по голове и сказал: «Расти большим сынок» и шагнул за порог.

Дом опустел. Во дворе кромешная тьма, там как-то тревожно. Домашние быстренько разожгли казан и положили варить баранину, которую закололи в тот день по случаю рождения малыша и для быстрой поправки здоровья роженицы - Зайнап апа. Сколько он варился, не знаю. Собрав к мясу еще дополнительно еды, мы с мамой пошли пешком в Букаш. Идем и плачем. Вдруг нарушая ночную тишину, послышался скрип лошадиной повозки.

Кто это, не знаю. Может быть один из тех, кого, как и нас, постигло горе.

- Зачем? За что?

Никто не дает ответа. Когда солнце взошло, мы уже были в Букаше. Райцентром Букаш был только еще пару лет. Поэтому особо больших зданий не было. Тюрьма тоже располагалась в здании чуть больше бани. Несмотря на раннее время, там суетились и конная милиция, и пешие. В ожидающие грузовики, битком загнали задержанных. О том, что где-нибудь присесть, не было и речи. К машинам никого не пускают. Кругом стоят жены, дети, родные арестованных, отчаявшиеся от беспомощности сделать что-либо для любимых людей. Я не помню отчетливо, видел я отца или нет?

Машины тронулись по дороге, ведущей в Шумбут, оставляя за собой клубок пыли. Мы стоим оцепеневшие со своим свертком.

- Что же это такое? За что?

Никто ничего не объясняет, ничего не знает. На первых машинах из нашей деревни увезли еще четверых людей. Говорили, что такие машины уезжали и в предыдущие дни.

Мы, немного отдохнув у своих родных, тронулись обратно домой. «Отпустят алла бирса, не станут держать безвинных»,- говорила мама, утешая и меня, и себя.

За нашим огородом течет речка. Там есть полноводный пруд. В ней купалась группа ребят. Мама пошла домой, я остался. На берегу сосед Вахит абый ножом стриг парней. Я быстренько окунулся и тоже решил постричься. Не было больно ни капли. Будто это была не голова, а что-то другое?

Когда стриг отец, предварительно, намочив волосы мыльной пеной, и осторожно проводил бритвой по голове, я еще жаловался, что больно. А теперь - не больно.

Никому до нас не было дела. Как будто ничего не случилось. Только кто-то сказал:

- Те пьют, празднуют.

- Кто? Зачем ?

Ответа не последовало. Беззаботное время кончилось.

Подробнее читайте в газете.